В молодости Геннадий Морозов добывал золото для страны Советов на прииске в Магаданской области. Когда Союза не стало, из темных шахт он переместился в светлые кабинеты — на госслужбу. Здесь он тоже добывает золото для государства, только теперь уже в виде налогов. О романтике Крайнего Севера, о том, как однажды встретил золотую жилу, о правильном отношении к деньгам и нелюбви бизнеса к налоговикам Геннадий Морозов рассказал в интервью VLFin.ru.
Досье
Родился в 1962 году в городе Прокопьевске Кемеровской области. Начал трудовую деятельность в 1982 году в ПО «Керчьрыбпром». После службы в рядах военно-морского флота работал в Магаданской области на прииске имени 45-летия ВЛКСМ Билибинского горно-обогатительного комбината объединения «Северовостокзолото».
В начале 90-х переехал в Томск, где в 1998 году окончил юрфак ТГУ. Начинал в налоговой системе юрисконсультом с ноября 1998 года. В 2006 году возглавил ИФНС России по ЗАТО Северск Томской области. В 2011 году назначен руководителем УФНС России по Томской области.
Романтика, приведшая в шахту
— Геннадий Геннадьевич, наверняка, как и все дети в СССР, вы узнали, что такое зарплата еще в школе?
— Да, это произошло в школьном возрасте. Мама каждое лето отвозила меня к дедушке с бабушкой в поселок Кучугуры. Сегодня он ассоциируется у многих с сериалом «Сваты», а я с первого класса проводил там летние каникулы. И вот после шестого класса мне довелось поработать в местном совхозе с красивым названием «Голубая бухта». Туда приглашали детей для удаления пасынков и лишних листьев на саженцах винограда.
Это кропотливое занятие, хотя саженцы были небольшие, проросшие из семечек, и пасынки можно было отделять руками. На каждого подростка отводился участок примерно в четыреста метров. За работу платили очень неплохие деньги даже по меркам взрослых. Мы вместе с двоюродным братом целый месяц обрабатывали виноградные саженцы и получили за это приличную сумму. Уже не помню, как мы ее потратили, но что-то, вероятно, отдали и бабушке с дедушкой.
— Как в вашей семье относились к деньгам? Вас можно было считать обеспеченными?
— Нет, с этим было очень непросто. Мой отец трагически рано ушел из жизни, за три месяца до моего рождения. Маме помогали родители, она получала пенсию по утрате кормильца, но лишних средств не было. По отцу родня жила в Яшкинском районе, и мой дед, насколько я знаю, был очень экономным человеком. Поскольку деньги в селе всегда зарабатывались тяжело, в семье царила экономия, и глупостей наш дедушка не позволял. Видимо, у всех старых людей прошлого поколения была эта черта характера.
Мама рассказывала, что когда была мною беременна, родители вызвали ее к себе в Прокопьевск и дедушка настолько точно отсчитал ей деньги на автобус и поезд, что не осталось и лишней копейки. Стояла летняя жара, маме хотелось пить, а не на что! Словом, старшее поколение держало нас в строгости. Но несмотря на это, мама всегда в первую очередь заботилась о детях, старалась одевать нас в соответствии с модой. Я видел все это, понимал наше трудное положение, поэтому никогда не позволял себе капризных желаний и денег у матери не выпрашивал.
— Как получилось, что еще совсем молодым вы вдруг очутились на золотом прииске? Это был осознанный шаг?
— Это произошло абсолютно спонтанно. Я служил во флоте на Дальнем Востоке, в особой режимной части, откуда на побывку отпускали лишь самых отличившихся, в число которых попал и я. Возвращаясь из отпуска, в тесноте новосибирского аэропорта я познакомился с главным инженером Билибинской АЭС Магаданской области. Мы разговорились, он поведал о романтике Севера, о красивой природе и посоветовал, куда можно обратиться в поисках работы на Чукотке. Когда я вернулся из отпуска, мы с сослуживцами написали письмо в Билибинский райком комсомола, предложив себя в качестве рабочих.
Это была авантюра, мы не надеялись, что нам ответят. Но вскоре пришло письмо, в котором какая-то специально назначенная комсомолка рассказала нам, как здорово жить и работать на Севере и где там можно устроиться. Чукотка, как и сейчас, являлась тогда закрытой территорией, нужен был вызов от какого-либо предприятия. Мы написали письмо на Билибинский горно-обогатительный комбинат о том, что после службы в армии хотели бы поехать на Север. И вот по комсомольской путевке нам пришел вызов. Даже не заезжая домой, я очутился на Крайнем Севере, на прииске имени 45-летия ВЛКСМ в поселке Встречный.
Богатство советского Эльдорадо
— У вас была какая-нибудь профессия или только романтическая тяга к Северу?
— За спиной у меня был только физкультурный техникум и высшее мореходное профучилище. Для работы на государственном прииске это не годилось, поэтому нас сразу направили на учебные курсы бульдозеристов. Потом получил и другую специальность — горнорабочий очистного забоя. Зимой я трудился в шахте, а летом из-за вентиляции теплым воздухом шахты в вечной мерзлоте начинали оттаивать и обрушаться. На лето их консервировали, поэтому мы на поверхности занимались промывкой золотосодержащих отвалов, которые формировались зимой из грунта, поднятого из шахты.
— Добывая золото, многие, наверное, испытывали искушение…
— С нами провели занятия по профилактике хищений золота, рассказали, чего нужно избегать, чтобы не стать объектом уголовного преследования. Незаконные операции с золотом карались, как и незаконные операции с валютой. Приводили пример, что в начале 80-х была обнаружена контрабандная партия советского золота на 200 кг в Турцию, и по химическому составу оно оказалось именно с месторождения Билибинского ГОКа. Но на моей памяти случай хищения был всего один раз, и то виновную женщину пожалели, дав ей условный срок ввиду ее тяжелого материального положения и наличия четырех детей.
— Вы не считали, сколько золота прошло через ваши руки?
— Приходилось держать, но не килограмм, конечно. Однажды во время работы в шахте мы зашли в штрек, где я увидел ярко выраженную золотую жилу на 3-4 метра, состоящую из множества значков. Многие думают, что золото добывают кусками самородков, на самом деле это большая редкость. Ну, может быть, размером с палец самородок попадается. А в основном находят значки — тонкие пластинки с ноготь величиной. И вот мы с товарищем, обнаружив такую жилу, аккуратно собрали все значки в бумажку. Грех было ее забурить и взорвать, чтобы потом выгрести в виде огромной кучи наружу. Мы собрали граммов сто, и за каждый нам заплатили по рублю премии. Но самый большой самородок размером с ладонь я видел лишь однажды.
— Наверное, платили там прилично?
— Если честно, то зарплата была — дай бог каждому так сейчас получать, сколько тогда обыкновенные рабочие на прииске получали. Я ехал туда на три года, таковы были условия контракта, да и самому этот срок показался нормальным. Но… так меня Север затянул, что, прожив там 12 лет, я и не вспоминал о первоначальном намерении покинуть его всего через три года. Во-первых, материальное обеспечение там было приличное, не то, что на материке, где люди вареной колбасе радовались. У нас же товары, которые считались деликатесами, продавались свободно.
Да и люди вокруг были хорошие, красивая дикая природа, чистая экология, любимое хобби — охота и рыбалка. В нашем поселке был свой клуб, хоккейные площадки, бильярдные залы, народ мог интересно проводить время. Множество рек и притоков вокруг, после работы я шел рыбачить и мог еще до 2-3 часов ночи ловить рыбу, полярная ночь позволяла. А за грибами и ягодой мы с друзьями ходили целыми семьями, с женами и детьми. Собирали бруснику, морошку, голубику.
— Скучаете по той жизни?
— Мечтаю все-таки съездить туда, чтобы увидеть все это еще раз. Даже начал изучать логистику, сейчас она очень сложная. Раньше был рейс Москва-Магадан-Билибино. Нынче прямых рейсов уже нет, можно добраться лишь на чартерных, которые организуют частные старательные артели. И по фотографиям в сети видно, что от нашего поселка Встречный почти ничего не осталось…
О жажде наживы и ее последствиях
— Вы говорите, что люди вокруг были хорошие, а как же любители денег, которые рвались на Север со всего Союза, а бывшие заключенные?
— Да, особенно много калымщиков в 1985-1986 годах прибывало из Украины. Трудились они на износ. Хотя работа у нас и так была тяжелая и смены по 12 часов, норма повысилась почти в два раза после того, как включились калымщики, из-за их бешеного ритма. А бывшие заключенные составляли костяк — основу профессиональной смены на приисках, поскольку у них уже имелся опыт такой работы на зоне. Но криминала вокруг не наблюдалось, и люди были добродушные, хотя после лагерей многие оставались на Чукотке.
У нас ведь трудились не представители откровенно агрессивной криминальной среды, а обычные граждане, про некоторых из них я только впоследствии узнал, что они из бывших заключенных. Даже зарплату, которую тогда выдавали наличными, мы хранили в общежитии в обычных тумбочках, и воровства не было. Лишь в самом конце 80-х обстановка начала меняться.
— Если бы не развал Союза, не уехали бы с Севера?
— Пока был Союз, я не намеревался уезжать. Толчком к отъезду послужило сворачивание госпрограммы золотодобычи в начале 90-х.
— Почему за 12 лет жизни в сказочно богатых условиях вы не стали подпольным миллионером?
— У меня просто не было такой цели. И, думаю, мы с супругой правильно поступали, много путешествуя, хорошо одеваясь и приобщаясь к культуре. Ведь на Севере и так непростые климатические условия, неужели еще и во время отпуска на материке экономить, никуда не тратя, — ну что это за жизнь? Потом дефолт во время краха СССР сыграл злую шутку с теми, кто увлекался накоплением. В поселке со мной по соседству жил коллега, который в 80-е годы накопил около 200 тысяч советских рублей. По тем меркам это была колоссальная сумма. А когда советские деньги сгорели, я увидел этого уже 60-летнего человека со слезами на глазах — он в одночасье стал нищим. Мне же повезло, я как-то угадал всю эту будущую чехарду с девальвацией, мы подсуетились с моей супругой, бывшей томичкой, и купили квартиру в Томске.
— Все-таки не верится, что финансовый крах начала 90-х вас не задел…
— Знаете, как говорят? — «Надо жить сегодняшним днем и тратить деньги так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Никогда не руководствовался этим кредо, но судьба сложилась так, что после обрушения советского рубля сбережений на книжке почти не было. На Чукотке нам полагались большие отпуска — по два месяца. И мы отдыхали на полную катушку, путешествовали к родственникам, на море, хорошо одевались. А когда вернулись из отпуска, осенью случился дефолт. На память осталась сберкнижка Колыма-банка, где сохранился вклад — 21 рубль. Наверное, этого банка уже в помине нет.
Главный капитал — образование и дети
— Когда покинули Север, вам фактически пришлось начинать жизнь заново?
— Когда мы переехали в Томск, встал вопрос: где работать? Я вспомнил свою давнюю мечту: когда-то мне хотелось получить юридическое образование, и вот я поступил на юрфак в ТГУ. Вообще, повторюсь, мне повезло: из Чукотки я приехал достаточно обеспеченным в бытовом плане человеком — у меня была квартира с хорошей обстановкой, машина. Поэтому база была. Я и сейчас придерживаюсь мнения, что зарплату нужно тратить на семью и детей, жить в ногу со временем. Инвестировать во что-то, рисковать — это не мое. Вот и ситуация с пенсионными накоплениями в нашей стране подтверждает мои опасения. Ну что это такое?
— Значит, в начале 90-х вас не соблазняли Хопёр-Инвест и МММ?
— Нет, я против азартных игр с деньгами и своих детей учу тому же. К заработку надо относиться с уважением, а пирамиды — это рулетка, и их организаторы, как правило, не в ладах с законом. Да и с ценными бумагами никогда не связывался, считаю, что нельзя проживать годы, ограничивая себя в чем-то. Специально урезать себя в бытовом и культурном плане ради накоплений не стоит.
— А про свою пенсию вы уже думаете?
— С учетом моего северного стажа я мог уйти на пенсию еще в прошлом году. Но надеюсь, что у меня еще будет возможность поработать. Понятно, что те деньги, которые предполагает пенсия, не могут удовлетворять современным условиям жизни — расходам на коммунальные платежи, продукты питания и т. п. Возможно, мне уже пора откладывать на отдых.
— Может быть, надо надеяться на детей?
— Я считаю правильной традицию, которая существует в Китае, где заботу о родителях-пенсионерах берут на себя их дети. Задача взрослых — дать детям правильное направление в жизни и достойное образование. Это тоже некий капитал, обеспечивающий прочное существование детей и их родителей. У меня четверо детей, старшая дочь окончила юридический факультет, сын в этом году заканчивает магистратуру также на юрфаке. Я приложил руку к выбору ими профессии и лишь иногда помогаю советами в финансовом плане.
О пользе понимания налогов
— Если бы раньше вашим детям предложили в школе учиться финансовой грамотности, вы бы одобрили это?
— Я бы согласился. Ведь у себя в управлении мы тоже проводим конкурсы среди детей сотрудников, учим их понимать, что такое налоги, куда они направляются. Сейчас даже взрослые люди не разбираются в том, куда и как они платят имущественные налоги — земельный, транспортный, на доходы физических лиц. Наша задача — воспитывать грамотное население, начиная со школы. Сейчас мы переводим граждан на электронные средства работы с налоговой службой, и это, безусловно, требует особой подготовки как налогоплательщиков, так и наших специалистов.
— И все же наши люди боятся проверок и не любят налоговиков.
— Везде и во все времена к государственным налогам и податям относились негативно. И сейчас таких людей хватает, причем во всем мире: возбуждаются громкие уголовные дела, богатые люди меняют гражданство, пытаясь выгадать. Но если вы познакомитесь с налоговым законодательством, к примеру, США, то увидите, что в нем намеренно создано много путаницы, чтобы больше отчислять штрафов и пеней в бюджет. А налоговая система России достаточно понятна, сбалансирована и прозрачна. У нас хорошо продвигается цифровизация, благодаря новым инструментам мы оперативно выявляем все незаконные схемы ухода от налогообложения.
Там, где раньше была возможность спрятать деньги, сейчас это сделать практически невозможно. В прошлом году мы «вычистили» в Томске более 6 тысяч фирм-однодневок, чтобы минимизировать бизнесу риски при выборе контрагентов. Поэтому благодаря нашим информационно-аналитическим системам деятельность предпринимателей облегчается — мы раскрываем им все карты, позволяя лучше оценивать риски. А выездная проверка сегодня — это крайняя мера, за 5 лет мы вдвое сократили число таких выездов.
— Будем надеяться, что благодаря нашему интервью люди поймут, что налоговики — обычные люди.
— О, вот в этом я не уверен! Веками никому не удавалось наладить партнерские отношения между государством в лице налоговой службы и налогоплательщиками, так что я не надеюсь, наша статья что-то изменит. Был у меня недавно один предприниматель, которого я спросил: — Давай по-честному: сколько бы ты согласился платить налогов? Он отвечает: — Нисколько — все, что заработал, это мое. — Позволь, но ведь ты пользуешься разными правами, дорогами, инфраструктурой и всем остальным? Он уперся: — Я ничего никому не должен платить! В общем, некоторых невозможно ни в чем убедить.